Я и моя пневмония

Автор: Galadriel
Пейринг: SS/HP
Рейтинг: R
Категория: UST (slash)
Жанр: bdsm (мазохизм)
Дисклеймер: герои принадлежат JKR, авторские тараканы принадлежат только автору.
Cаммари: история одного мазохиста. Поклоны фильму «Секретарша» и Lecter Jr., которая, пардон за каламбур, явно съела мой моск, и я могу писать только в ее стиле.
Архивирование: Фанрус. Другие архивы – с разрешения автора. 
 

---

1

Гарри просыпается от холода. В палате ощутимо дует, его знобит и подташнивает, громкие голоса из коридора болезненно отдаются в голове. Он сворачивается клубочком и снова закрывает глаза, видит слезы на щеке у Джинни и лицо Нарциссы. Картинка покачивается, к горлу подкатывает тошнота. Я не буду думать об этом, повторяет он себе снова и снова.

Растрепанная Джинни с дорожками слез по щекам.

Искаженное страхом и отчаянием лицо Нарциссы Малфой.

«Гарри, останови их!»

Черные тени на фоне нежно-кремовых стен

Внезапно дверь распахивается, и Гарри вздрагивает. К нему заваливает шумная, веселая толпа. Они все здесь: Гермиона, Рон, Невилл, миссис Уизли, Тонкс, Ремус, Луна, братья Уизли, даже Аластор Грюм картинно хмурится, оглядывая палату.

Джинни нет, сразу замечает Гарри.

Наверное, она не смогла прийти, думает он.

Наверное, она очень-очень занята.

Он снова закрывает глаза, чтобы не слышать радостных голосов, расспросов, не видеть участливых любящих лиц. Но его тормошат, спрашивают: «Гарри, Гарри, что с тобой?», уверяют: «Уже закончилось, все позади, Гарри». Приходится через силу улыбаться, терпеть хлопки по плечам, объятия девчонок.

Все закончилось, это правда.

Гарри в больнице уже дней десять, а до этого был полевой госпиталь, а до этого – рваная раскладушка в переоборудованном под временный штаб сарайчике.

Все закончилось, он может вздохнуть свободно. Он столько раз пытался, но никак не получается, и, наверное, дело не в том, что все не так хорошо, как могло бы, ведь войны без жертв не бывает, и они не так уж велики, наверное, дело в нем самом, в Гарри.

Но это не важно, потому что они все здесь.

Почти все.

Гарри закрывает глаза, покачиваясь на мягких волнах забытья. Краем уха он слышит, как целитель разговаривает с Ремом и миссис Уизли. «Но ведь с ним все будет хорошо, он не был сильно ранен?» - взволнованно кудахчет миссис Уизли. Рем успокаивает ее, но у него и самого сердце не на месте, это видно. Гарри подглядывает за ними из-под опущенных ресниц. Пожилой целитель чуть заметно вздыхает, пожимает плечами. «У него невроз, - говорит он. – Это последствия долговременного травмирующего воздействия на неокрепшую психику. Не забывайте, что Гарри – всего лишь подросток, он не готов к такому напряжению».

Невроз, повторяет Гарри одними губами. Ах вот как это называется!

Он опускает руку под одеяло, чтобы никто не видел, как он сжимает кулак – так, что костяшки белеют. Сильно прикусывает губу.

Ах, невроз…

Когда на языке появляется привкус железа и по подбородку бежит струйка крови, ему становится легче.

2

Ноябрь врывается в больничную палату наглым пробирающим ветром. И сидеть на одном месте больше невозможно, тем более, он совершенно здоров. Так сказал целитель, он здоров физически, он еще очень молод. А молодой организм гораздо легче оправляется от самых тяжелых потрясений.

Гарри покидает Св. Мунго, не зная, куда собирается пойти, и не заботясь об этом особо. За него есть кому решать.

Разумеется, забрать его приходят все Уизли. Ну, почти все. В «Норе» стоит привычный гомон, и, кажется, нет свободного места – но для Гарри его все равно обязательно найдут, ведь он свой, он теперь практически член семьи.

Гарри левитирует свой чемодан в комнату Рона, торопливо запихивает его под кровать и бежит вниз – к семье. Конечно, его всегда рады видеть, правда, мистер Уизли еще на работе, близнецы заняты в своем магазине, но миссис Уизли тут же не спрашивая наливает ему чаю и подкладывает кусок сладкого пирога. Гарри усаживается за крашеный стол у окна, грея пальцы о горячую чашку, и думает, как хорошо наконец оказаться здесь.

Оказаться дома.

Несмотря на то, что дома только они с Роном и миссис Уизли, на кухне царит уютная суета: спицы щелкают сами по себе, губка намывает тарелки, а часы на стене (нормальные часы, а не те, которые показывают местонахождение членов семьи) негромко звенят каждые полчаса.

Гарри прикрывает глаза и потирает лоб. Хорошо, как же хорошо. Если бы еще рядом была Джинни, но она уехала доучиваться в Бобатон – хочет все же получить свой законный диплом – и, может быть, останется во Франции. Как сложится, беззвучно повторяет Гарри ее слова и чувствует, как перехватывает горло. Я не буду думать об этом, говорит себе он. Я не буду думать о Джинни. Я все равно дома.

В кухне тепло и пахнет всякими вкусностями, а близнецы ни к селу ни к городу прислали венок из омелы, хотя до Рождества еще полтора месяца, и он покачивается на дверце шкафа, источая волшебный аромат.

Гарри и не замечает, как засыпает прямо за столом, привалившись на край и все еще сжимая в руках кружку. Его будит только возвращение мистера Уизли, а заодно – Билла и Флер. Все тут же начинают суетиться, миссис Уизли носится по кухне, но Гарри слишком устал, чтобы просидеть с ними еще вечер, и он идет спать.

А утром выясняет, что все совсем не так хорошо, как ему казалось. Лежа в постели и накрывшись одеялом чуть не с головой, он все равно слышит, как внизу скандалят Флер и миссис Уизли. Иногда ему кажется, что в их диалог – высокий голос миссис Уизли в отдельных нотках срывается на визг, Флер говорит делано холодным тоном, но очень быстро, глотая слоги – вплетаются отчаянные крики Джинни. Это она хлопает дверью в итоге, и ее шаги слышны на лестнице.

Рон как ни в чем ни бывало демонстративно похрапывает на своей кровати, повернувшись спиной к миру и закрыв голову подушкой. Веснушки у него на спине вызывают у Гарри какое-то необъяснимое раздражение. Но он через силу заставляет себя лежать и смотреть на них – лишь бы не слышать криков миссис Уизли, криков Флер, которая наступила на валяющуюся на полу игрушку близнецов и теперь, видимо, вкушает последствия, криков мистера Уизли, который ищет свой свитер, всего этого гама. Не видеть пробивающегося через дырявую выцветшую шторку отчаянного солнца.

Хочу спать, думает Гарри.

Он плотнее кутается в одеяло и замирает так на мгновение, прежде чем резко вскочить с постели.

Как только он спускается в кухню, весь шум затихает. Все внимание обращается на него – наверное, так бывает, когда застукаешь родителей во время занятия любовью: не то чтобы тебе не были здесь рады, но только не сейчас. Только не сейчас, и он инстинктивно пятится под их внимательными взглядами, пока миссис Уизли не спохватывается, надевает привычное заботливое выражение лица и зовет его завтракать. Напряжение исчезает, будто ничего и не случилось, будто минуту назад все эти люди не смотрели на него, как на незваного гостя.

У тебя галлюцинации, говорит себе Гарри. Ты же не думал, что они будут причитать над тобой всю жизнь, как тетя Петунья над «Дадличкой»?

Уже на следующий день Гарри забывает об этом случае, но какая-то заноза в душе остается. Временами посреди всеобщего шума, смеха, громких разговоров ему кажется, что это все – фальшивка, декорация. Театр, в котором он – единственный зритель, а малознакомые и неблизкие друг другу люди с переменным успехом пытаются изобразить «счастливое семейство». Гарри ощущает собственную вину за каждый их провал на этом поприще. За Флер, которая за глаза называет миссис Уизли не иначе как «старой кошелкой». За мистера Уизли, который задерживается на работе допоздна и тратит последние деньги на маггловскую технику, которую все равно не может освоить. За миссис Уизли, у которой иногда слишком сильно блестят глаза и пахнет рябиновой настойкой. За Рона, который похож на родителей, как две капли, и немного стыдится их.

Гарри тяготит эта роль вечного зрителя, которому стремятся угодить, но не желают принимать в труппу. Он все чаще сидит в одиночестве в спальне Рона или наверху на чердаке, где не оказалось никакого упыря, и пытается выгнать из памяти мелкие неприятности прошедших дней. Но это не помогает: стоит ему закрыть глаза и очистить разум, как когда-то учил Снейп на окклюменции, перед глазами встают совсем другие картины.

Всполохи рыжих волос на сером ветру.

Краешек голубого платья Нарциссы Малфой, виднеющийся за тенями дементоров.

У Снейпа по подбородку стекает капелька крови, и Гарри не сразу понимает, что тот просто прокусил губу.

Гарри резко открывает глаза. Ему кажется, что свет изменился, значит, он провел на чердаке довольно много времени. Но никто не зовет его, никто его не потерял, и он успокаивается: можно не торопиться, можно пока остаться тут.

От нечего делать он начинает перебирать старый хлам, разбросанный по всему чердаку. Ему попадаются сломанные снитчи с грустно обвисшими крылышками, пищалки и кричалки разных мастей, магия в которых истощилась настолько, что они могут издавать только жалобные хрипы, альбомы со старыми черно-белыми фотографиями и еще куча всякой ерунды.

Внезапно взгляд Гарри падает на жестяную коробку, рисунок на которой кажется ему знакомым. Он аккуратно извлекает ее из-под кучи заплесневевших кружев, ладонью стирает с крышки пыль и улыбается. Это ведь коробка из-под набора по уходу за метлой, такого же, какой сто лет назад подарил ему Рон. Или это была Гермиона? Гарри не помнит, да и самого набора уже нет в помине, а коробка, значит, осталось; он снимает тугую крышку: видимо, Молли хранила тут то ли швейные, то ли маникюрные принадлежности. В коробке лежит моток ниток, поблескивающие щипчики, шило и изящные маникюрные ножнички. Но все выглядит так, будто этими вещами давно не пользовались; латунные и медные части, сталь поблекла, цвет ниток приобрел грязный оттенок. Гарри вытряхивает эту металлическую ерунду на колени и тупо рассматривает некоторое время, гадая, когда его коробка перешла в собственность семейства Уизли – ему и в голову не приходит, что у кого-то из братьев мог быть такой же набор – а потом неизвестно зачем берет ее с собой. Ставит под свою кровать и напрочь забывает про нее.

А потом Ремус ни с того ни с сего дарит ему нож; ну, не то чтобы нож – перочинный ножичек с полусотней ужасно острых лезвий, самое длинное из которых – не более трех дюймов. Гарри так и тянет попробовать его на какой-нибудь податливой деревянной поверхности, например, попортить стол на кухне; желание настолько детское, что ему самому смешно. По большому счету, нож Гарри совершенно не нужен, но это маленькое проявление внимания все равно ужасно приятно. А то после свадьбы Рем совсем, казалось, забыл о нем.

Пару дней Гарри носит ножичек в кармане, поигрывая с ним и гадая, куда бы его приспособить, - пока не вспоминает о жестяной коробке. Нож отправляется туда же, на кучку металлического хлама, и коробка немедленно приобретает статус сокровищницы. Гарри смешно об этом думать; в детстве у него было много таких тайничков, куда он прятал чудом сбереженные от Дадли вещицы – камни с дырками, птичьи яйца, игрушки – в дупле старого дерева в парке, под лестницей на веранде, на самой нижней полке одежного шкафа в прихожей. Ему очень хотелось приспособить для этих целей еще и чердак, но тот был заперт на ключ, который тетя Петуния постоянно носила с собой на связке. Теперь же у Гарри есть и чердак, и настоящее сокровище – нож совсем взрослый и очень острый; опрометчиво «попробовав» его на внутренней стороне ладони, Гарри режется довольно глубоко.

На следующий день порез все еще немного кровоточит, и миссис Уизли, застав Гарри на кухне неумело бинтующим руку, интересуется, в чем дело. Ничего, говорит Гарри, просто царапина, а что еще сказать? Это и ложь, и не ложь – первая в череде маленьких недоговоренностей, а их будет еще много. Когда нервничает, Гарри машинально сжимает руку в кулак и теребит порез, это немного отвлекает и, кажется, так легче. Просто механическое действие. Он уже не помнит, как до крови расцарапывал руку, пытаясь скрыть ненавистное “I must not tell lies”.

Когда порез совсем заживает, Гарри говорит себе, что в тот раз нажал слишком сильно, но это не значит, что подарком Рема больше нельзя пользоваться. И обзаводится еще одним порезом. А потом еще и еще. Каждый раз, когда в семействе Уизли случается мелкая ссора и он чувствует себя посторонним, боль помогает забыть об этом. Маленькая зудящая боль, не опасная и не серьезная. Гарри знает, что такое невероятная боль, помнит и квиддичные переломы, и Волдеморта, но тут – совсем другое, боль действительно приносит облегчение, какое бывает, когда наконец заканчиваешь тяжелую, но важную работу. После нее Гарри чувствует себя гораздо более живым. Он не сразу замечает, что перед очередным приступом самоистязаний мир будто постепенно теряет краски, тускнеет, все сливается у него перед глазами, и кроме чердака и жестяной коробки он больше не может думать ни о чем. Это случается нечасто и ненадолго, но желание сделать себе больно неизменно присутствует в подкорке и ждет только повода проснуться.

Это всего шестой день в «Норе», хотя Гарри кажется, что он провел здесь годы в заточении. Будто сняли розовые очки, и он увидел семейство Уизли как оно есть. Гарри понимает, что неправ, но ничего не может с собой поделать: они раздражают его все больше и больше, весь этот шум, ссоры по пустякам и каждый при своем мнении.

Миссис Уизли, мрачнее тучи, комкает в руке только что принесенную престарелой совой записку. Взгляды всех собравшихся обращены на нее. Кажется, миссис Уизли приходится сделать над собой усилие, чтобы наконец объясниться.

- Это Флер, - сквозь зубы цедит она. – Пишет, что они с Биллом «не идут приходить» на ужин. – Кажется, сама мысль об этом оскорбляет ее до глубины души. Гарри переводит взгляд с Рона на мистера Уизли, замечает, как опасливо ежатся близнецы. Ему и смешно, и неприятно одновременно.

- Ну и замечательно! – с чересчур наигранной жизнерадостностью заявляет Молли. – Поужинаем без них, не голодать же, - и под гробовое молчание семейства она начинает метаться по кухне, бросая на стол тарелки и напоследок грохнув сковороду с подгоревшим жарким.

Мистер Уизли хмурит лоб, явно пытаясь придумать подходящую ситуации реплику, чтобы не впасть в немилость жены.

- Вообще, они могли бы предупредить и пораньше, что их не надо ждать, - важно изрекает он.

Слышится грохот – это миссис Уизли, набравшая полные руки ножей и вилок, роняет все их на пол. Гарри вздрагивает и видит, как Рон вжимается в стул.

- Предупредить, ха! – выкрикивает Молли. – Все они сбегают ни с того ни с сего: сегодня «дом, милый дом», а завтра уже «обойдусь без вас». Вспомни-ка, Перси тебя предупреждал?

Это удар ниже пояса, все поголовно Уизли, включая близнецов, бледнеют как полотно. А миссис Уизли, поднявшая было половину приборов, опять роняет их все и, прикрыв рот передником, с плачем выбегает из кухни. С некоторым опозданием за ней торопливо следует мистер Уизли.

Оставшиеся за столом хмуро глядят в тарелки, явно избегая взглядов друг друга. Рон сидит с Гарри совсем рядом, и видно, что у него дрожат губы, а уши буквально пылают.

- Пожалуй, я уже наелся, - бесцветным тоном наконец заявляет Джордж и встает из-за стола.

- Я тоже не голоден, - вторит ему Фред и поспешно следует за братом.

Гарри остается на кухне наедине с Роном, тот по-прежнему сидит, уставившись в тарелку. Ну почему он так себя ведет, в отчаянии думает Гарри, ведь всем известно, что эти ссоры – в худшем случае на полдня, а потом Молли и Флер обязательно помирятся. Может, это из-за того, что я здесь?

- Не хочешь жаркого? – с беззаботным видом спрашивает он, протягивая Рону сковороду. Тот недоверчиво косится, а потом неуклюже, бочком, вылезает из-за стола и тоже поспешно выходит.

Гарри остается сидеть с полной сковородой в руках и чувствует себя невообразимым идиотом. Из-за неплотно прикрытой двери гостиной слышатся шепотки, иногда перемежаемые громкими репликами. Он один на кухне, и не может даже пойти спать, потому что пройти в комнату Рона можно только через гостиную. Второй выход из кухни ведет по узкой кривой лесенке прямиком на чердак, и от нечего делать Гарри направляется туда: вряд ли в ближайшие пару часов он кому-то понадобится.

Гарри присаживается на шаткий стул, уперев локти в колени, а подбородок на - скрещенные руки. Ему немного холодно: из щелей в окнах явственно дует, но так даже лучше. Пускай, все равно никому нет сейчас до него дела. У них свои, семейные проблемы, а если он побежит успокаивать миссис Уизли или, наоборот, заступаться за Флер, получится, что он лезет не в свое дело. Дурсли хорошо вбили ему это в голову: чужие отношения – не его дело. О нем обязательно вспомнят, когда закончатся локальные войны, а соседям перемоют все косточки. Не раньше, правда, ну да бог с ним – если уж нет своей семьи, приходится довольствоваться этим.

При этой мысли Гарри становится так невыразимо горько, что он вынужден зажмуриться, лишь бы случайно не заплакать. Идиот, повторяет он, надо тебе это! Вдох-выдох. Это не твои проблемы и не твое дело. Все здесь – не твое дело.

Гарри медленно достает свою жестяную коробку. Нарочито небрежно извлекает из нее поблескивающий в тусклом свете нож. И, аккуратно закатав рукав рубашки, проводит самым длинным лезвием по внутренней стороне руки, ближе к локтю.

Боль пробирает до костей, заставляет дрожать всем телом. Гарри судорожно вдыхает и мгновение борется с собой, не в силах выдохнуть, на глаза наворачиваются слезы.

Он поворачивает руку, так, чтобы стекла кровь, и подносит нож снова.

Боль завораживает, и кроме нее Гарри ничего больше не нужно. Еще одно медленное, обжигающее движение.

Слезы скатываются по лицу и смешиваются с каплями его крови на грязном полу.

Гарри бросает нож и сидит, чуть дрожа и запрокинув голову. Вот и все, повторяет он себе. Вот и все. Решение принято, и становится гораздо легче.

Наутро Гарри благодарит миссис Уизли за гостеприимство и с непререкаемым видом сообщает, что он возвращается в дом на площади Гриммо. Молли с чуть опухшими глазами косится на повязку у него на руке, но не решается спорить.

Гарри улыбается, когда выходит за порог дома, волоча за собой клетку с совой и чемодан. На дне его прячется жестяная коробка.

3

Гарри ходит по пустому дому, наслаждаясь темнотой и тишиной. Большую часть мебели отсюда вынесли, все портреты, кроме Финеаса Найджелуса, упрятали то ли на чердак, то ли в подвал. Убрали и отвратительные высушенные головы эльфов, и подставку для зонтиков в форме слоновьей ноги, и гобелен с вышитым на нем фамильным древом «древнейшего и благороднейшего семейства».

Теперь Гарри может не прятать свою коробку из-под набора по уходу за метлой. Он раскладывает на пропыленном покрывале сверкающие инструменты – за последние дни в коллекции добавилось экспонатов - и долгое время просто рассматривает их, проводя пальцем по точеным изгибам, пробуя острия. Загадочное посверкивание шила, мутный отсвет на ручках кусачек, иглы, ножницы, ножи – все это его игрушки, которых никогда не было в детстве. Игрушки, которые, конечно, не заменят маму и папу, но хотя бы немного скрашивают одиночество. С ними не так страшно. Гарри невесело улыбается, подумав об этом. Он открывает пузырек с перекисью водорода, отщипывает клочок ваты и аккуратно обрабатывает каждый инструмент. Так сомелье перекатывает во рту глоток вина, чтобы не пропустить никаких оттенков вкуса.

Глотать коллекционное марочное вино – дурной тон среди профессионалов.

Но Гарри иногда не удается сдержаться. Он неторопливо, почти с нарциссической медлительностью закатывает штанину или рукав рубашки. Выбирает инструмент – рука подрагивает над сверкающими гранями и лезвиями. Он задерживает дыхание, пока не перестает хватать воздуха.

Слеза, стекающая по щеке у Джинни.

Искаженное лицо Нарциссы Малфой.

Зеленая молния во тьме Астрономической башни.

Больше не сдержаться.

Первое прикосновение холодного металла – обжигает. Тело инстинктивно дергается навстречу лезвию, нажать еще чуть сильнее – и лезвие прорезает кожу, погружается глубже. Гарри чувствует проникновение каждого миллиметра стали, закусывает губу, чтобы не застонать. Боль прекрасна, она завораживает, избавляет от всех мыслей, даже от чувства вины. Остается только боль, а терпеть боль он умеет хорошо.

Весь мокрый, со слипшимися от пота прядями на лбу, Гарри отрывает нож от ноги. Дрожащими пальцами мочит ватку перекисью водорода, промокает ранку. Но крови слишком много. Поддавшись внезапному порыву, он наклоняется и слизывает тонкую струйку. Смакует острый вкус железа на языке.

Но этого недостаточно. Гарри закусывает губу и мгновение сидит с закрытыми глазами, тяжело дыша.

Это ненормально, повторяет он себе. Ты – ненормальный.

Еще один раз. Пожалуйста.

Когда он открывает глаза и снова берется за нож, руки почти не дрожат. Еще раз. Щекочущее прикосновение лезвия к старому шраму так же хорошо, как прикосновение членом к влажной женской плоти. Еще раз. Чуть глубже. Еще…

Снизу раздаются шаги и громкий голос Ремуса: «Гарри, ты дома?»

Гарри подскакивает, отдергивает руку с ножом, лихорадочно сгребает все инструменты в коробку и сует ее под кровать.

Слишком много крови в этот раз. Черт, всегда слишком много крови, хотя ему хватило бы пары капель. Вату он убрал, бинтующее заклинание использовать нельзя: бинт будет торчать, и сразу возникнут вопросы.

Шаги на лестнице.

Черт, черт, черт.

Край покрывала измазан в крови, как же он не заметил.

«Гарри, отзовись!» - это Тонкс.

Сейчас он ненавидит ее и со злостью думает, что это она лишила его Рема.

Проклятая Тонкс, хотя какая дурость, она тут совсем не причем, просто, просто…

Бинтующее заклятие. Порезался. Упал. Наплевать.

Коленки подгибаются, когда он открывает дверь комнаты, чтобы столкнуться с Тонкс чуть ли не на пороге.

«Привет», - шепчет он побелевшими губами, прежде чем на него рушится водопад книг из стеллажа, о который Тонкс только что неловко запнулась.

А потом они сидят вместе с Тонкс и Ремом на темной кухоньке и пьют чай с принесенным от миссис Уизли вишневым пирогом. И Гарри приходится прилагать усилия, чтобы сдержать улыбку, видя, как Рем раз за разом одергивает Тонкс, когда та заводит разговор о его будущем.

Он так благодарен Рему за то, что тот просто приходит, приносит шоколад, и смешные футболки, и книги и не задает никаких вопросов серьезнее, чем: «Что у нас сегодня на обед?» или: «Сколько сахара?». Улыбается, и в этой чуть виноватой улыбке Гарри узнает себя.

4

Гарри мог бы гордиться собой. Вот уже четыре дня он ничего с собой не делал. В смысле – не пытался причинить себе боль. Сдерживался.

Сомнительное достижение для героя волшебного мира, разумеется.

Но очень значительное для Гарри Поттера. Гарри, к которому все реже и реже заглядывают друзья, которого больше не зовет на работу Скримджер, который боится надолго уезжать из дома и заводить домашних эльфов. Боится, что кто-нибудь случайно наткнется на его жестяную коробку из-под набора по уходу за метлой.

Гарри надеется, что когда-нибудь найдет в себе силы выбросить ее. Но не сегодня. Сегодня – день для уборки, в доме столько пыли, грязи и старого хлама.

Гарри с тряпкой решительно направляется в одну из спален на втором этаже. Первый приступ энтузиазма прошел, и по большому счету, он не знает, с чего стоит начать. Помыть подоконники? Вытереть пыль? Или наконец содрать со стен и выкинуть опротивевший натюрморт: кривые бурые яблоки на сером фоне, какие-то подозрительные плоды, нехорошо поблескивающий нож – слишком уж острый для фруктов. Слишком острый. К горлу подкатывает волна тошноты; Гарри отводит глаза и решительно берется за подоконник.

Окно рассохлось, от неудачных попыток открыть его на внутренней стороне локтей у Гарри остаются грязные полосы. Ерунда. Рама ни в какую не поддается – Гарри, упирается коленями в подоконник, забравшись на окно чуть ли не с ногами. Еще рывок, противный скрежет – Гарри мельком успевает подумать, что может просто вылететь примерзшее стекло. Но ничего, окно резко распахивается – и его обдает залпом ледяного воздуха. Он и забыл, что на улице похолодало.

Ежась и проклиная собственную неуемную дурость, Гарри разводит в тазу мыльную пену и принимается мыть рамы. Он и сам толком не знает, зачем это делает. Не хочет признаваться даже себе, что это просто способ отвлечься, занять руки.

Грязная работа.

Грязная работа – вот единственное, что удерживает его. Неизвестно откуда взявшаяся брезгливость не позволяет прикасаться к сверкающим инструментам грязными руками; Гарри подозревает, что это нечто большее, чем боязнь занести заразу в раны. Он сам моет за собой посуду, вычищает пыль и хлам. Такой работы в этом доме – непочатый край, и это еще одна причина, почему Гарри все еще остается здесь.

Он встает на колени на подоконнике, чтобы дотянуться до верхнего края рамы. Тряпка черная от грязи, но Гарри не замечает этого. Он смотрит на улицу. Туда, где среди кривых голых тополиных веточек движется странно знакомый темный силуэт. Гарри становится не по себе еще до того, как он узнает человека.

Он не может отвести от него глаз, пока визитер не скрывается из вида под козырьком у входа. Гарри застывает и прислушивается. Проходят два удара сердца, пока не раздается стук в дверь.

Я не обязан открывать этому человеку, думает Гарри.

Я ничем ему не обязан. Я никогда больше не хочу его видеть.

Но он уже спускается по лестнице, когда из-за двери раздается привычно-раздраженное: «Поттер, открывайте, я знаю, что вы дома, видел вас в окне».

Гарри останавливается в полушаге у порога и смотрит на дверь. Это не выход, устало думает он, поворачивает замок и распахивает дверь перед Северусом Снейпом.

Лицо Снейпа выхватывает из вечерних сумерек, как вспышкой: крупные поры на желтоватой коже, багровые ниточки вен на скулах.

Как вспышкой.

У Нарциссы Малфой – неестественно бледное лицо и сумасшедшие от страха глаза.

Черные тени на фоне нежно-кремовых стен.

Первый дементор уже скрывает Нарциссу от его взгляда.

Только боль в руке, в которую впились ногти Джинни, возвращает его к реальности.

- Что вы уставились, Поттер? – раздается как издалека голос Снейпа.

Гарри мотает головой и отступает в коридор, давая тому пройти. Но Снейп останавливается сразу за порогом, закрывает за собой дверь.

- Один известный вам оборотень, - начинает он, - заботясь о вашем хрупком здоровье, просил меня сварить это, - откуда-то из недр мантии извлекается маленький пузырек фиолетового стекла. – Три капли на стакан воды каждый день перед сном, Поттер.

И Гарри приходится прикусить язык, чтобы не ответить: «Да, сэр». Но он давно уже не школьник и бояться Снейпа совершенно нечего – невиновность того все еще под большим вопросом, но для осуждения не хватает доказательств, хотя Снейп все равно держится, как король в изгнании. Так что Гарри просто берет пузырек, едва пожимая плечами. Снейп как-то подозрительно смотрит на него. Ну что еще?

- Я так и знал, что благодарности от вас не дождешься, Поттер, - но в его голосе не злость, а какая-то усталость, будто ему самому надоела привычка язвить к месту и не к месту.

- Спасибо, сэр, - Гарри наконец произносит это, а потом поворачивается к Снейпу спиной, показывая, что разговор окончен.

Он успевает пройти три шага от двери, прежде чем Снейп окликает его. Когда Гарри оборачивается, он видит на лице Снейпа странную смесь удивления и неприязни.

- У вас штаны все в крови, Поттер, - неестественно ровным голосом сообщает Снейп. – И не говорите, что вы порезались об окно.

Гарри на мгновение прикрывает глаза. Если бы это был кто угодно другой – Рем, Тонкс, Рон, даже просто незнакомый человек – он начал бы придумывать оправдания. Но это Снейп, и он говорит просто:

- Это не ваше дело.

Снейп молчит, как будто ждет чего-то, продолжения объяснений, которые Гарри не намерен давать, он не двигается и, кажется, даже не дышит. Они молча меряются взглядами некоторое время, потом Снейп отступает.

- Вы правы, Поттер, - говорит он с невеселой ухмылкой. – Это больше не мое дело, чему я невыразимо рад. – И он уходит, захлопнув за собой дверь.

Гарри остается стоять в полумраке коридора, сжимая в руке фиолетовый пузырек с неизвестным зельем. Он подавляет в себе первый порыв ринуться наверх и посмотреть, куда пойдет Снейп. Вместо этого он поднимается по лестнице нарочито медленно, барабаня пальцами по перилам. А потом, разумеется, искать Снейпа уже поздно, тот наверняка успел аппарировать – так что Гарри не выглядывает в окно, а сразу идет к себе в спальню и достает из-под кровати жестяную коробку. Пузырек с зельем он пока отставляет подальше, напоминая себе расспросить Рема обо всем этом.

Потом.

Это в последний раз, честно.

Шипение перекиси на открытой ранке.

Дементоры, как стервятники, опускаются на землю один за другим.

5

Рано или поздно это должно было случиться, думает Гарри. Рано или поздно.

Он хочет сказать: «Рем, зачем, ты же все понимал?» Он хочет сказать: «Пожалуйста, оставь меня».

Но Ремус Люпин, разумеется, не послушает его. Потому что он – друг, и потому что он – единственный взрослый, который не пытается использовать Гарри, в каких-то политических играх.

Так что это вполне закономерно, когда примерно через неделю после прихода Снейпа в дом на площади Гриммо врывается Ремус, расстроенный и злой.

- Гарри, я хочу знать, что я тобой происходит! – требовательно начинает он уже с порога.

Он хочет знать. Значит, больше никаких книг, яблок и фальшивых «семейных» чаепитий. Гарри вот тоже хотелось бы знать. В ответ он только пожимает плечами и отворачивается. В доме на площади Гриммо стоит уютная тишина, и даже Ремус со своей злостью не в силах разрушить ее. Все равно Рем остается Ремом, думает Гарри, а Рем не сделает ему ничего плохого. Конечно, не сделает.

- Гарри, это может быть очень серьезно. Скажи мне, пожалуйста, - Ремус подходит ближе, мягко берет его за плечи и заглядывает в глаза. Гарри отводит взгляд. Ему нечего рассказывать. Рем некоторое время выжидающе смотрит на него, потом отпускает его плечи и отступает. Поворачивается спиной, невидяще смотрит через пыльное окно на темную улицу.

- Профессор Снейп ведь приносил тебе зелье, которое я просил его сделать, верно? Почему ты не пьешь его? – устало спрашивает он.

Какое зелье? – не понимает Гарри. Ах, да, фиолетовый пузырек. Должно быть, он все еще стоит на тумбочке в спальне. Как там говорил Снейп, три капли на ночь? Черт, он же собирался узнать у Рема, что это. Гарри чувствует, что он постоянно упускает что-то важное, из памяти выпадают целые куски, остается только один скрепляющий стержень – боль. Все, что связано с болью, он помнит слишком хорошо. Раньше такого не было, думает Гарри, и его охватывает чувство вины перед Ремом: легко представить, чего тому стоило упросить Снейпа сделать что-то для него. И где он вообще умудрился найти бывшего шпиона?

- Извини, Рем, - говорит он. – У меня совсем из головы вылетело. А что это?

- Ну-у, - тянет Рем, - это очень сложное зелье. Оно как-то воздействует на психику, помогает справиться со всякими потрясениями, легче пережить… - он замолкает, трет лоб. – Снейп – чуть ли не единственный зельевар в Англии, способный его приготовить. Нелегко было упросить его.

Ну разумеется. Черт. Какой же ты кретин, думает Гарри, Рем пытается тебе помочь и одновременно не слишком доставать, а ты и внимания не обращаешь.

- Мне… очень жаль, что тебе пришлось о чем-то просить Снейпа. Правда. Я буду его пить, конечно, прямо сегодня начну и…

- Ох, Гарри, - вздыхает Ремус. – Тебе совсем не надо извиняться. Главное – чтобы у тебя было все в порядке. – А потом Ремус неожиданно крепко обнимает Гарри. От оборотня пахнет дешевым мылом и старыми книгами; это немного неловко, но ужасно приятно.

Зелье поможет, думает Гарри. Обязательно поможет, и ему больше не захочется резать себя. Да-да-да.

- Какая трогательная сцена, - раздается от двери насмешливый голос. Гарри в ужасе поворачивается, отодвинувшись от Рема, он уже знает, кого увидит на пороге. Ну почему Снейп всегда должен лезть не в свое дело?

- Северус, все в порядке, - Рем отпускает его, трет виски. – Я поговорил с Гарри, он просто забыл принимать твое зелье, но ведь с ничего не случится, в смысле, оно не выдыхается там или?..

- С ним ничего не случится, разумеется, – Снейп медленно входит в комнату. – А вот за Поттером я советую тебе следить повнимательнее. Я не собираюсь каждый день варить для него еще и кроветворное.

При виде того, как непонимание на лице Рема сменяется тревогой, Гарри охватывает злость. Снейп явно еще не рассказал Рему, что видел, но собирается сделать это теперь – при нем, демонстративно. Проклятая сволочь, ну почему всегда нужно вот так?

- О чем ты, Северус? – медленно спрашивает Рем.

И Гарри понимает, что это маленькая месть за то, что своим спасением от Азкабана Снейп обязан именно ему. И сейчас ненавидит бывшего учителя, кажется, больше, чем когда-либо.

- Ни о чем, Люпин, - равнодушно произносит Снейп. – Просто от Поттера можно всего ожидать. – Не может быть, думает Гарри, не может быть, что он просто промолчит. – Хотя на твоем месте я бы настаивал, чтобы Поттера заперли в комнате с мягкими стенами. Просто на всякий случай.

Ремус хмурится, но опасность уже миновала. Гарри незаметно выдыхает с облегчением.

- Побереги свое чувство юмора для более подходящей аудитории, Северус, - неожиданно резко отвечает Ремус, и Гарри невольно улыбается. Снейп явно такого не ожидал, хотя и не кажется особо удивленным, но шпион должен уметь держать лицо, в конце концов.

- Ты, как всегда, не можешь отличить воображаемое от действительного, Люпин, - брезгливо произносит Снейп. – Тебе же хуже, что ты не хочешь прислушиваться к дельным советам.

Ремус делает вид, что не слышит его. Пожалуй, слишком демонстративно.

- Гарри, - он поворачивается к юноше. – Ты не хотел бы некоторое время пожить у нас с Тонкс? Мы оба будем тебе очень рады, - Ремус пытается улыбаться, но у него дрожит голос и видно, что он волнуется.

Вот и западня, с отчаянием думает Гарри. Пат. Снейп может торжествовать.

Он слышит, как невыносимо громко тикают часы на стене, и буквально кожей чувствует, что разумное и вежливое время для ответа истекает. Гарри отчаянно мотает головой, не в силах заставить себя вымолвить ни слова. Рем жутко обидится, думает он, обидится и не поймет.

Но Рем, как ни странно, понимает. Он в последний раз подходит к Гарри, берет того за плечо и заглядывает в глаза.

- Ты не хочешь, да? – напряженным голосом произносит он. Гарри остается только неловко кивнуть; в это мгновение он осознает, что самое худшее – даже не сейчас. Хуже всего будет, что скажет на это Снейп, который не сводит с них внимательного взгляда. Он-то, Гарри, давно привык не принимать его слова близко к сердцу, но Рем слишком доверяет Снейпу, слишком считается с его мнением.

Часы тикают, а Снейп молчит. Молчит и Рем, опустив голову, но не переставая сжимать его плечо.

- Извини, Ремус, - из последних сил выдавливает Гарри. – Мне хочется побыть одному… в тишине… это правда никак не связано, честно, - он мельком успевает увидеть какое-то отчаянное, затравленное выражение на лице Ремуса, но тот уже отпускает его плечо и отворачивается. Невразумительно машет рукой и чуть приглушенно бормочет:

- Ничего, ничего, Гарри. Конечно, приедешь в другой раз. Как скажешь. – Он стоит к нему вполоборота, но Гарри готов поклясться, что видит в глазах Рема отблеск слез, и ненавидит себя за это.

Но еще сильнее он начинает себя ненавидеть, когда поднимает глаза на Снейпа и ловит его настороженный, тревожный и вовсе не торжествующий взгляд. А потом Снейп отводит глаза, и Гарри кажется, что в его мире что-то рушится.

Ремус суетливо прощается и торопливо уходит, Снейп молча следует за ним. Гарри машинально захлопывает дверь, он движется как в тумане; по телу уже разливается знакомое жжение, расплавленным воском затопляет все. Кажется, он проиграл эту партию.

6

Прости, Рем, думает Гарри. Я – ненормальный, думает Гарри.

Он и сам не успевает заметить, как оказывается в спальне и, стоя на коленях, нашаривает под кроватью жестяную коробку. На мгновение мелькает паническая мысль, что ее там нет, что кто-то убрал ее, кто-то есть в доме и следит за ним. Он даже слышит осторожные далекие шаги. Но тут пальцы прикасаются к прохладной гофрированной жести, Гарри, закусив губу, достает коробку и кладет на кровать.

В этот раз он не думает ни о чем, ни дает себе никаких обещаний.

Он виноват перед Ремусом, очень виноват, и не знает, как исправить это.

Лоб покрывается испариной, когда Гарри дрожащими пальцами пытается извлечь из футляра изящный ножичек с резьбой по рукояти. Жар заливает все тело, в паху ноет, ладони липкие, и Гарри с трудом удается открыть пузырек с перекисью.

А, к черту!

Рукоятка скользит в пальцах, и он сжимает ножичек сильнее, так, что на ладони остаются красные полосы. Механическим движением закатывает штанину свободных спортивных брюк. Кожа на внутренней стороне, чуть выше колена, уже вся покрыта маленькими красными порезами.

Гарри проводит по коже рукой, чувствуя под пальцами чуть вздувшиеся шрамы, наслаждаясь легким зудом.

Первый – едва ощутимый – надрез до выступающей сукровицы. Вдох-выдох. Теперь чуть глубже. Нож врезается в исчерченную шрамами кожу, глубже и глубже. Гарри на миг замирает, прикрыв глаза и чуть дрожа. Потом, крепко сжимая нож и тщательно следя за своими движениями, начинает поводить острием внутри пореза, углубляя его. Боль разливается по всему телу сладкими волнами, каждая мышца буквально звенит от напряжения. Гарри делает рваный вдох и слизывает стекающие на губы слезы. С усилием отрывает руку и, повернув нож, самым кончиком проводит по порезу. Это так больно, так сладко, так…

- Какого черта вы делаете, Поттер? – раздается голос, как гром с ясного неба.

Гарри поднимает голову - глаза туманит от слез - и видит на пороге прислонившегося к косяку Снейпа. Не может быть! Дыхание перехватывает. Не может быть, он же видел, как Снейп ушел, сам закрывал за ним дверь. Надо что-то сказать, но из пересохшего горла не выдавить не звука, от ужаса тело отказывается повиноваться, и Гарри даже не может отвести руку с ножом.

Снейп бледный как смерть, его рот чуть приоткрыт, а на лице отражается отвращение. Мгновение, когда они просто смотрят друг на друга, тянется неимоверно долго, Гарри хочется, чтобы наконец случилось уже хоть что-нибудь. Может быть, он провалится от стыда сквозь землю, или Снейп перед ним рассеется боггартом, обернется только кошмарным видением.

А потом Снейп бросается к нему и, чуть не вывихнув ему запястье, вырывает у него нож. Глаза Гарри застилают слезы, он дрожит, как в лихорадке, или это Снейп трясет его за плечи и кричит: «Поттер, твою мать, очнись, Поттер!» Он не может пошевелиться, не может даже вздохнуть, он обмякает на руках Снейпа, как тряпичная кукла, голова мотается туда-сюда.

- Поттер! – отчаянно вскрикивает Снейп.

Гарри делает над собой усилие и смотрит ему в глаза. Лицо Снейпа настолько близко, что он различает сеточку сосудов около глаз и желтоватый цвет белков. Снейп тяжело, с присвистом дышит через рот, будто только что пробежал приличную дистанцию, тонкий рот перекошен от злобы.

Неожиданно Снейп замахивается и дает ему такую пощечину, что у Гарри звенит в ушах. Как ни странно, это помогает: Гарри резко выдыхает, глотая слезы, и выпрямляется.

- Полегчало? – жестко, едва дрожащим голосом осведомляется Снейп, отступая на шаг и скрещивая руки на груди.

Гарри закусывает губу и кивает. Щеку жжет, висок ноет, но это возвращает его к жизни.

- А теперь я хочу знать, какого хрена ты творишь, Поттер? - Снейп говорит четко и очень громко, и от каждого звука внутри у Гарри ёкает. – Я не Люпин, меня твои отговорки не устроят, - Снейп нависает над ним черной глыбой, о том, чтобы прогнать его, нечего и думать.

Вот тут Гарри становится по-настоящему страшно. Он один в доме, его никто не услышит, никто не узнает, что с ним. По сути, Снейп может сделать с ним все, что угодно. В том числе – причинить боль. Снова. Гарри невольно съеживается и мотает головой.

- Придурок, - шипит Снейп с такой ненавистью, что Гарри невольно удивляется. – Малолетний засранец! Гаденыш! Тварь! – Снейп кричит все громче, так громко, что у Гарри уже опять звенит в голове.

- Хватит, - лепечет он. – Замолчите, хватит! – Снейп ошарашено подчиняется, оборвав себя на полуслове. – Какая вам разница, что я с собой делаю? Вам всегда было на меня наплевать, вы же меня ненавидите! Кто вы такой мне, чтобы… чтобы…

Снейп леденеет. Гарри буквально кожей чувствует исходящие от него волны холода. Кажется, он с трудом разжимает губы, чтобы произнести:

- А тебе не приходило в голову, Поттер, что твоя жизнь встала очень дорого многим другим людям? И в том числе тем, кому, как ты выражаешься, было на тебя наплевать? – едва слышно спрашивает он.

Джинни плачет, уже не сдерживаясь, но крепко держит его руку.

Нарцисса Малфой дергается в последний раз, а потом ее уже не видно за рваными одеждами дементоров.

Ремус Люпин в полумраке кабинета ЗОТС забирает у него карту Мародеров с теми же словами.

К горлу подкатывает волна тошноты, желудок болезненно сжимается. Гарри сгибается и морщится, пытаясь сдержаться, кислый привкус на языке становится все ощутимее. Но у него не получается, и его рвет прямо на ботинки не успевшего отскочить Снейпа.

- Поттер! – ахает тот, но Гарри уже все равно, он сползает с кровати на пол, последним усилием пытаясь хотя бы устоять на коленях. – Черт, - раздается над ухом шепот Снейпа, потом еще какие-то слова. Гарри возвращается в реальность от ощущения, что его придерживают за плечи, не давая упасть; перед лицом появляется стакан с водой. Гарри берет его дрожащими пальцами, жадно пьет. Хочется отключиться, забыть обо всем, сжаться в комочек и раствориться в медлительных волнах дурноты. Он еще чувствует, как его поднимают, укладывают на кровать и накрывают одеялом. А потом приходят лихорадка и блаженная пустота.

7

Гарри еще морозит, но он определенно чувствует себя лучше. В комнате тихо, шторы плотно задернуты, так что непонятно, день на дворе или ночь. Во всем доме – ни звука, ни шороха. Некоторое время Гарри лежит, наслаждаясь теплом и покоем; у него такое ощущение, будто он вернулся домой после долгого отсутствия.

На нем только рубашка, штанов и кроссовок нет. Наверное, Снейп раздел меня, когда укладывал, думает он, и эта мысль почему-то не вызывает и тени протеста. Интересно, куда делся Снейп? Но мысли текут еще медленно, неровно, и он не успевает додумать об этом, снова заснув…

В следующий раз он просыпается от звука открывающейся двери. В комнату входит Снейп, неся на подносе дымящуюся чашку, стакан и большой кувшин с каким-то питьем.


- Проснулись, Поттер? – сухо осведомляется тот. – Пейте. – Под нос Гарри суют чашку с болотного цвета жидкостью, от которой валит пар; зелье пахнет мятой и медом. Гарри покорно осушает ее, не успевая почувствовать вкуса, и падает обратно на подушку.

- К концу дня вы должны выпить весь этот морс, - Снейп кивает на кувшин. – Спите. – И Гарри смешно, что Снейп ухаживает за ним, как мамочка, но нет сил ни смеяться, ни спорить. Он чувствует себя усталым, горячее зелье обволакивает желудок, наполняя его приятным усыпляющим теплом. Снейп в роли сиделки, думает Гарри и засыпает с усмешкой.

Сны приходят один за другим, толпятся у дверей подсознания целой чередой, а потом набрасываются все скопом. Вот Джинни в измазанном грязью розовом платье, розовое не идет рыжим, думает Гарри. Нарцисса Малфой в неизменном голубом. Это грезы, просто грезы. Джинни и Нарцисса скользят по лужайке, не касаясь земли, как привидения, как тени. Позже к ним присоединяются и другие. В его снах горит яркий свет, и Гарри видит, что кажущиеся изодранными одеяние дементоров на самом деле искусно вышиты золотом, оторочены серебряной каймой. Они колышутся над озером в такт, будто подчиняясь одному ритму – ритму, с которым на берег накатывают мелкие, как рябь, волны.

Это сон, думает Гарри. Небо слишком серое, и он не понимает, с какой стороны идет свет: кажется, это светятся только платья Джинни и Нарциссы, но сияние золотых узоров на плащах дементоров, сверкающие под ними золотом доспехи перебивают все. Золото вспыхивает в серых сумерках, когда, вытянув костлявые гниющие руки, дементоры устремляются к ним.

Гарри резко садится на кровати, судорожно хватая ртом воздух и оглядываясь. Как будто он внезапно вынырнул с очень большой глубины. Постепенно сердцебиение затихает, Гарри проводит кончиками пальцев по холодному лбу, механически наливает себе морса и отхлебывает. Рот заполняет ужасная кислятина, и он с трудом заставляет себя проглотить. На глаза накатываются слезы, голова немного идет кругом, но желание встать и выпить нормальной воды сильнее.

Он на негнущихся ногах сползает с постели – сколько же времени он спал? – и бредет в кухню. В доме темно и тихо, и Гарри успевает выдохнуть с облегчением: наверное, Снейп ушел. Рассохшиеся половицы скрипят под его босыми ногами, когда Гарри неслышной тенью идет по дому.

У закрытой двери кухни он останавливается: из-под нее пробивается свет. Гарри стоит так довольно долгое время, чуть покачиваясь на носках, даже не думая ни о чем – ему просто не хочется открывать эту дверь, начинать новый виток ссор и разговоров.

- Входите уже, Поттер, простынете, - раздается изнутри знакомый усталый голос. Странно, успевает подумать Гарри, это непохоже на Снейпа – но он толкает дверь и увиденное немедленно разубеждает его. Снейп сидит, скорчившись на стуле с книжкой в руках, и бросает на него обычный неприязненный взгляд. Гарри не знает, что сказать ему – не «спасибо» же, а просто проходит и наливает себе стакан воды. Когда он уже готов поднести стакан к губам, Снейп небрежным движением палочки «исчезает» всю воду. Гарри тупо смотрит на внезапно пересохшее донышко стакана.

- Какого черта! – вот это уж слишком, правда.

- Я, помнится, оставил вам достаточно морса. Чем же он вас не устраивает?

- Сами пейте свою гадость, - бурчит Гарри и наполняет стакан еще раз. Наплевать, он переупрямит все равно.

- О, нет, Поттер, вы будете пить то, что я вам дам! – повышает голос Снейп и, приподнявшись, вычурным пируэтом палочки растворяет в воздухе и сам стакан. – Если это единственный способ заставить вас пить лекарство – пусть так.

- Да пошли вы! – взрывается Гарри! – Я не буду пить вашу дрянь, лучше умереть от жажды, чем быть отравленным.

Снейп встает со своего стула; он такой же угловатый, мантия явно грязная, а цвет лица за последние сутки стал еще болезненнее. Он страшен.

- Я не собираюсь с вами пререкаться, - неожиданно говорит Снейп. – Своим недавним поведением вы доказали, что не способны контролировать свои слова и действия, грех тратить на вас время. Вы будете пить зелье, это сильный антидепрессант... вероятно, оно сможет помочь вам перестать… портить свое тело. Я доработаю его, как только получу от вас хоть какую-то информацию.

Что-то есть в его тоне, во всей его позе и внешности… Внезапно Гарри осознает, что Снейп действительно очень некрасив, неопрятен, у него нет ни работы, ни положения в обществе, и бояться его глупо. И все равно…

- Я хочу знать, что это за зелье и зачем вам вообще возиться со мной, - твердо произносит Гарри, хотя он вовсе не уверен.

Снейп кривится, пожимает плечами.

- Присаживайтесь, Поттер, не маячьте. Это объяснения не для первого курса, от вас потребуется напрячь мозги, если действительно хотите понять хотя бы в общих чертах, - бросает он.

Гарри глотает оскорбление и пододвигает к себе табуретку. Садится на противоположном конце кухни, лишь бы подальше от Снейпа, хоть это и смешно, и неудобно.

- Прежде всего, - начинает Снейп менторским тоном, сложив руки на столе и уставившись в пространство, - пояснения требуются от вас. Когда возникло это желание… причинять себе боль и, как вы полагаете, почему?

Это слишком личный вопрос, но пусть. После того, как Снейп видел его с ножом в руке и зияющей раной на внутренней стороне бедра, не может быть уже ничего слишком личного. Гарри прикрывает глаза и честно пытается найти тот момент, когда все сместилось и собственный внутренний мир стал неуютным местом. Смерть Волдеморта? Нет, тогда он был слишком устал и совсем немного – но счастлив. А вот потом, когда начались облавы на Жрецов смерти… Потом, когда в печати одно за другим начали появляться сообщения об арестах, распродажах мебели из старинных домов. Когда однажды поздно вечером ему пришло письмо с просьбой о помощи от Нарциссы Малфой – наглое в своем отчаянии письмо, на которое он не стал отвечать…

- Нет, я не помню, - говорит Гарри. – Бесполезно.

- Вы должны попытаться, - с плохо скрытым раздражением настаивает Снейп. – Вы не прикладываете усилий.

Старая песня. Гарри ощущает гнев и одновременно какое-то бессилие. Единственная возможность вырваться из серой пелены – это боль, это отблеск свечи на ноже. Он не видит другого пути.

- К счастью, я больше не обязан с вами церемониться, - поворачивается к нему Снейп. – Помните, что я предлагал более… щадящий вариант. Legilimens!

Нападение столь внезапно, что Гарри кажется, будто его отбрасывает под натиском. Но Снейп пробирается все дальше, все глубже, вторжение невероятно ощутимо и болезненно. В голове будто зудит, когда в чужая воля вытесняет его собственную. Снейп, кажется, что-то говорит, но Гарри не различает слов.

Он видит белую поверхность, она чуть пахнет ванилью, это ароматизированные чернила, понимает он, это письмо Нарциссы.

Джинни с растрепанными волосами в последний раз бросает на него взгляд, прежде чем наконец отпустить его руку.

Дементоры один за другим отлетают от неподвижного тела. Он видит только изящную ножку в белом чулке, он смотрится ненастоящей, будто кукольной. Это не Нарцисса, это не может быть Нарцисса, думает он. Нога дергается, и «тело» пытается сесть.

Снейп отстраняется моментально, вырвавшись из его сознания так резко, что на мгновение там остается только пустота. Гарри открывает глаза и видит, что он стоит на коленях, упершись ладонями в грязные половицы. Он поднимает голову: Снейп не смотрит на него, а стоит, уставившись в пространство, придерживаясь рукой за стол.

Гарри быстро встает на ноги, но Снейп не обращает на него ни малейшего внимания, не двигается. Пауза тянется слишком долго.

- Ты мог бы спасти Нарциссу, - тихо, бесстрастно говорит Снейп. И добавляет: - Как же я тебя ненавижу.

Внезапно Гарри все понимает; мысль мелькает на краю сознания, но он все равно успевает ухватить ее. Наверное, Снейп был влюблен в Нарциссу, думает он. Наверное, они знакомы уже очень давно, она пришла бы за помощью к нему, если бы он сам не был уже в Азкабане. Ему становится тоскливо до слез – ведь в голосе Снейпа на самом деле не было ненависти, только отчаяние.

Снейп нашел переломный момент с первой же попытки. Тогда, с того случая у озера все и началось. Гарри делает шаг вперед, сам еще не зная, что собирается предпринять. Снейп бросает на него мутный взгляд.

- Ударьте меня, - говорит Гарри. – Ну же. Пожалуйста.

- Ты ополоумел, Поттер? – Снейп даже не пытается язвить, он настолько явно удивлен, что это почти смешно.

Гарри решительно мотает головой, боясь, что язык подведет его.

А потом Снейп нерешительно, как в замедленном показе, замахивается и неловко, по-девчоночьи бьет его открытой ладонью. Но это все равно больно, а еще – страшно унизительно, и у Гарри на глаза выступают слезы. Он невольно отшатывается, но Снейп хватает его за ворот рубашки и бьет снова – на этот раз кулаком в скулу.

Гарри плачет, уже не пытаясь сдерживаться, а удары сыплются на него один за другим. Снейп мог бы бить куда сильнее, наверное, но гнев не дает ему сосредоточиться, он просто осыпает Гарри градом неуклюжих пощечин и зуботычин. Гарри отползает в угол, пытается сжаться, закрыть лицо руками – Снейп с силой отдергивает их, вывихнув ему запястье. Избиение продолжается, пока Гарри не сползает на пол по стенке, размазывая кровь по лицу и бормоча разбитыми губами: «Хватит, хватит».

8

Позже Снейп попросил у него прощения. Не за весь этот эпизод – за то, что не остановился вовремя. Гарри молча выслушал его и пожал плечами: ему так не показалось. В тот раз, когда Снейп пришел в себя, он сотворил тазик с теплой водой и губку, осторожно промыл и обработал раны и ссадины и помог Гарри дойти до кровати. Его руки оказались неожиданно умелыми и теплыми, прикосновения к поврежденной коже – осторожными до крайности. Но Гарри все равно тихонько хныкал, когда Снейп укладывал его в постель и накрывал одеялом. Боль разливалась по телу мягкими волнами, в голове звенело – от подзатыльников и усталости.

В последний момент, когда Снейп уже собирался уходить, Гарри перехватил его руку и крепко сжал. Он сам не знал, зачем, но это финальное прикосновение – без намерения причинить боль и без цели лечить – было необходимо. Снейп застыл, его пальцы оставались безвольными и неподвижными в руке Гарри. А потом сделал то, чего не повторял больше никогда – наклонился и поцеловал Гарри.

И поспешно ушел, не обернувшись, даже когда закрывал дверь.

С этого момента все обретает четкость и яркость.

Гарри отсчитывает время от прихода до прихода Снейпа. Он не помнит, чем занимается в промежутках, худеет, забывает мыться, начинает прибираться в доме и то и дело бросает все на середине, оставляя прямо посреди комнаты грязную тряпку и таз с мыльной водой. Это не имеет значения.

Он дрочит в душе, думая о том, когда Снейп придет в следующий раз и что он с ним сделает. По телу разливается болезненная сладость, когда Гарри скользит кончиками пальцев по исчерченным шрамами бедрам и животу, чуть вздувшейся коже около маленьких ранок.

Он не может понять, почему Снейп принял эту игру, но смутно догадывается, что у того тоже нет пути назад.

Это своего рода ритуал – каждый раз, едва переступив порог, Снейп сначала заставляет Гарри пить принесенное зелье, а потом долго расспрашивает о какой-то ерунде, считает пульс и смотрит зрачки. Гарри тупеет и засыпает, не может понять, чего от него хотят. Иногда – действительно не может, но по большей части – старается просто быстрее довести Снейпа, чтобы тот сорвался и ударил его. Рано или поздно так и происходит; если Снейп долго не выходит из себя, достаточно напомнить о Нарциссе Малфой – это почти всегда действует безотказно.

«Нарцисса, Нарцисса», - одними губами шепчет Гарри, прислоняясь к мокрой стене в ванной комнате, и слегка улыбается.

«Нарцисса» значит мгновение слепой ненависти на лице Снейпа, которое быстро сменяется равнодушной маской, стоит Гарри оказаться на полу со спущенными штанами. Снейп с нарочитой медлительностью вытаскивает из брюк кожаный ремень, пробует его на ладони, прежде чем опустить первый удар на ягодицы Гарри. Он не произносит ни слова, лицо – сосредоточено и неподвижно. Гарри закрывает глаза, слыша свист ремня в воздухе, за секунду до удара. Снейп никогда не использует заклинания, чтобы причинить ему боль – хотя не скупится на них, залечивая раны. Он выворачивает Гарри кисти, связывая руки за спиной, безжалостно дергает за волосы, так, что из глаз выступают слезы. Гарри улыбается, и Снейп бесится еще сильнее.

Все эти якобы случайные прикосновения… У Снейпа сухие горячие пальцы, хватка жесткая, но он никогда не причиняет лишнего вреда. Иногда Гарри думает, почему Снейп не трахнет его наконец и как бы это было – но Снейп никогда не снимает даже сюртук и не делает ни малейших попыток изменить заведенный порядок.

Впрочем, нет. «Стоп-слово» было его идеей. Тогда, в первый раз, он зашел слишком далеко – по собственным меркам.

Снейп жутко боится потерять самоконтроль, думает Гарри. Наверное, это шпионское прошлое, постоянное чувство опасности.

Наверное, мне повезло, думает Гарри, иначе бы он давно убил меня.

Только бы не забыть, только бы не забыть.

Когда глаза застилает кровавая пелена, когда все тело горит и трясется, как в лихорадке, в предвкушении новой боли. А перед глазами маячит только она картина – искаженное от ненависти лицо Снейпа, с растрепавшимися волосами и оскаленным ртом.

- Я хочу, Поттер, чтобы вы выслушали меня очень внимательно и запомнили раз и навсегда, - говорит однажды Снейп, закончив свои привычные измерения. Гарри послушно кивает, как пай-мальчик присаживается на табурет неподалеку и готовится слушать. Он хорошо этому научился – слушать и молчать.

- Я всерьез опасаюсь, - сухо продолжает Снейп, не глядя на него. – Что когда-нибудь вам окончательно откажет чувство самосохранения, и вы пропустите тот момент, когда я смогу причинить вам серьезный вред. С одной стороны, мне осточертело ваше постоянное хныкание, что «вам недостаточно», а с другой – вы же не хотите, чтобы я очутился в Азкабане? – он бросает на Гарри выразительный взгляд. Гарри поспешно мотает головой. – Нужен какой-то способ, каким вы смогли бы давать мне знать, что для этого раза хватит, согласны?

Способ-способ, думает Гарри. Может быть, Снейп прав, он ведь обычно прав, так? Да, Гарри много раз кричит «хватит», кричит «остановитесь», но в большинстве случаев все это – только часть игры. Снейп обычно прекрасно понимает это и начинает злиться еще больше; правда, иногда он действительно останавливается раньше времени, а потом ни за что не хочет продолжать – и Гарри чувствует себя обманутым, неудовлетворенным. Обычно все заканчивается для него плачевно: привычные ножи и перекись Снейп у него отобрал, а всякие «подручные средства» вредят сверх меры. Тот ожог от металлического чайника все еще не прошел, несмотря на все мази.

- Поттер, где вы витаете? – раздраженно осведомляется Снейп.

Гарри вскидывает голову.

- Да, сэр, вы правы. Только вот как…

- Я подумал об этом, - Снейп опять отводит глаза, нервно расправляет идеально лежащие манжеты. – Изучил соответствующую литературу… Вам известно, что такое «стоп-слово»? – Гарри отрицательно мотает головой. – Придумайте любое слово, никак не связанное с тем, чем мы тут, гм, занимаемся, желательно вообще нейтральное. И запомните его хорошо, очень хорошо. Именно это слово будет для меня сигналом остановиться, в случае чего. Ну?

- Что «ну»? – не понимает Гарри.

- У вас есть какие-нибудь идеи? В литературе советуют, чтобы инициатива исходила именно от вас, тогда вам легче будет запомнить.

Гарри пожимает плечами.

- А… а что это должно быть? – тянет он.

Снейп с присвистом выдыхает.

- Что угодно, Поттер. Любая вещь, абстрактное понятие, научный термин, хоть вид насекомых, хоть заболевание.

- Пневмония, - еле слышно произносит Гарри.

- Что? – удивляется Снейп.

- «Пневмония» - пойдет? – он и сам уже понимает, какое это глупое слово, совершенно неуместное. Сейчас Снейп, как всегда, будет язвить, и зачем только оно пришло на ум!

- Пойдет, Поттер, - Снейп трет лоб. – Примем faute de mieux… Вы готовы?

9

Снейп врывается, как всегда, неожиданно – он не считает нужным стучать в дверь – и бросает мокрое от дождя со снегом пальто на вешалку. Встряхивает головой, с волос слетают сверкающие ледяные капельки. От него пахнет зимой – ветром и талым снегом, с его приходом по дому начинают гулять непрошенные сквозняки, а старые половицы скрипят сильнее обычного. Дом буквально ходит ходуном, внутренне вздрагивает от присутствия этого непрошеного и неуютного гостя.

Гарри ловит себя на том, что у него дрожат руки. Он никогда не знает, чего ожидать от Снейпа – это может быть и изощренная пытка, и лекция о его, Гарри, бездарности и бессмысленности. Но дыхание зимы разгоняет апатию, и давление крови повышается. Крови всегда много, когда Снейп рядом, чуть ли не шумит в ушах. Сладко-сладко-сладко, как шум моря в раковине, а если лечь на левый бок, море затопляет с головой и ничего больше не остается, кроме этого мерного шума и стука.

Снейп бросает на него подозрительный взгляд. «Чего замечтались», сейчас скажет он, но Снейп ничего не говорит, а извлекает из кармана какой-то сверточек.

- У меня для вас сюрприз, Поттер, - мрачно усмехается он. Осторожно разворачивает сверточек на кухонном столе, и Гарри, заглядывающий ему через плечо, разочарованно выдыхает. Это пучок какой-то сине-серой колючей травы, похожей на чертополох – явно ингредиент для очередного зубодробительного зелья. – Не вздыхайте так, - Снейп оборачивается к нему, - уверяю, вам понравится. Знаете, что это?

Гарри мотает головой. Не знаю и не хочу.

- Уникальное растение, Поттер, - издевательски тянет Снейп. – Потрясающие свойства, но, к величайшему сожалению всех зельеваров, эффект пропадает при малейшем нагревании. Так что herba rabida не используют в составе сложных зелий, а применяют только чтобы с большей точностью выявить действие на организм иных зелий и компонентов. – На этом месте Гарри демонстративно зевает, но Снейпу, как всегда, наплевать. Он наклоняется еще ближе, Гарри чувствует исходящий от него запах – травы и травы – и мурлычет чуть ли не на ухо Гарри: - Herba rabida, если ее растереть и в размоченном виде намазать на кожу, повышает чувствительность рецепторов в несколько десятков раз. Понимаете, о чем я говорю?

Гарри понимает, тембр голоса Снейпа завораживает его, и от предвкушения все внутри начинает ныть. Если это правда, значит, не нужно больше причинять себе физический вред, может, удастся обойтись без глубоких порезов и ожогов, и больше никто не будет спрашивать… Гарри с надеждой глядит на Снейпа.

- Хотите испробовать? – в его выражении лица есть что-то недоверчивое, будто Снейп не понимает, как нормальный человек может хотеть такого. Но Гарри наплевать, все тело охватывает этот болезненный зуд: быстрее, быстрее. Снейп, видимо, замечает это, потому что без дальнейших разговоров высыпает траву в глубокую миску, плещет туда немного воды и вручает Гарри толкушку. Через пару минут хрупкие сушеные стебельки и цветочки превращаются в сине-серую кашицу.

- Готово? – осведомляется Снейп, чуть позже появляясь из-за спины Гарри. Тот отодвигается, демонстрируя результат; Снейп равнодушно кивает, и Гарри считает это знаком прекратить работу. Он бросает толкушку в мойку и застывает в нерешительности, не уверенный, что делать дальше. Снейп с выражением легкого удивления поворачивается к нему.

- Что-то я не вижу в вас энтузиазма, Поттер, - брезгливо замечает он. – Чего вы ждете, раздевайтесь. – Гарри сглатывает – такого раньше не было – и начинает медленно стягивать с себя футболку. – В спальне, Поттер, не здесь же, - выражение лица у Снейпа такое, что должно как минимум скиснуть все молоко в радиусе километра. Гарри кивает и покорно плетется наверх.

Он успевает целиком раздеться и устроиться на кровати, лицом вниз, подложив руки под подбородок, когда за ним поднимается Снейп с чашкой. Гарри краем глаза следит, как Снейп усаживается рядом с ним на постель, отмерив расстояние так, чтобы не задевать его обнаженное бедро даже полой мантии, перемешивает кашицу в чашке чем-то вроде широкой кисти.

- Не дрожите так, Поттер, ничего особенного я с вами не собираюсь делать! – Как же так, Снейп даже не поднимал на него глаз!

Первое прикосновение кисти к лопатке заставляет Гарри поежиться: мокро, холодно и слегка щекотно. Но с каждым новым движением, с каждым новым мазком холодные прикосновения обретают все большую прелесть. Снейп равномерным слоем покрывает кашицей его плечи, спину, ягодицы и ляжки. Он заставляет Гарри чуть раздвинуть ноги, чтобы проникнуть кистью между ягодиц, и от этих прикосновений Гарри хочется выгнуться и застонать. Он с трудом сдерживается, закусывает губу, но тело уже ждет новых прикосновений – и внезапно Снейп останавливается. Отставляет чашку на столик, встает с кровати и отходит к окну. Гарри недоуменно поворачивается за ним.

- Полежите немного, - бросает Снейп, не повернув головы. – Через пару минут впитается, если не смажете все о простынь.

Гарри покорно кивает и утыкается лбом в подушку. Тело немого холодит, по нему прокатываются легкие волны дрожи, и Гарри ловит себя на том, что начинает возбуждаться. Ну скорее бы уже.

Снейп, как назло, не торопится, будто специально медлит у окна, хотя на маленькой замусоренной площади явно не может происходить ничего интересного. Наконец он поворачивается, и Гарри украдкой выдыхает с облегчением.

- Готовы? – с кривой усмешкой осведомляется Снейп, подходя ближе. Гарри сглатывает, кивает; тело буквально звенит, теперь он ощущает каждую царапинку недельной давности так остро, будто ее нанесли только что. Между ног зудит, и он инстинктивно сжимает ягодицы, чтобы избавиться от этого раздражающего ощущения.

- Тсс, - еле слышно тянет Снейп. И проводит ладонью над спиной Гарри, едва-едва не задевая кожу. Гарри чувствует исходящее от его руки тепло и слегка выгибается, но Снейп успевает убрать руку. – Я вижу, эффект достигнут, - произносит он с явным самодовольством. – И чего бы вы хотели… теперь?

Гарри ежится, представляя, насколько болезненными окажутся их обычные процедуры в теперешнем состоянии. Об этом страшно даже думать, но, похоже, у Снейпа другое на уме.

- И как такому трусу, - шепчет он, наклоняясь к самому уху Гарри, - удавалось столько времени оставаться на плаву. Непостижимо. – Гарри ощущает горячее дыхание Снейпа, и ему почему-то становится страшно. В этом приторно-сладком, мягком тоне чувствуется глубоко въевшаяся ненависть, капля дегтя, которая портит все. Он порывается было вскочить, но Снейп будто готов к сопротивлению и железной хваткой удерживает его, прижимая к постели. – Поздно дергаться, драгоценная наша знаменитость, - мурлычет он, и от звука его голоса у Гарри по спине бегут мурашки. Внезапно Снейп резко хватает Гарри за запястья, поднимает руки вверх, к изголовью кровати, где их оплетает веревка.

Гарри делает судорожный рывок, но быстро понимает, что он только выставит себе суставы, а вырваться невозможно. Снейп совсем рядом, куда ближе, чем он подходит обычно, невыносимо чувствительную кожу царапает грубая ткань его мантии.

А потом Снейп внезапно отстраняется, и Гарри на мгновение кажется, что тот передумал и сейчас развяжет его и уйдет. Но потом Снейп появляется в поле зрения вновь, и в руке у него поблескивает ножик для ингредиентов. Нож № 6, мелькает в памяти Гарри, для особо твердых веществ, с пилящей кромкой. На него накатывает волна страха, но следом за ней, поглощая все вокруг – волна боли, когда Снейп проводит острием вдоль позвоночника. Гарри кажется, что его распарывают до кишок, разрезают пополам, он задыхается от ужаса и пытается крикнуть – но пересохшее горло не издает ни звука.

- Я говорил, что ненавижу вас? – спрашивает Снейп, мимоходом наклоняясь к его уху.

Чувствительная кожа реагирует за мгновение до того, как к ней прикасается нож, уже ощущая волны холода, исходящие от лезвия, боль, которую оно таит в себе. Гарри кричит и кричит, но боится даже дернуться, боится, как бы нож не соскользнул и не нанес большего вреда. Из глаз у него катятся слезы, запястья, надежно удерживаемые веревкой, содраны в кровь.

Стоп-слово, мелькает у него в голове. Стоп-слово. Он обещал.

Из последних сил Гарри поворачивает голову, пытаясь взглянуть на Снейпа, с губ уже готовы сорваться нужные звуки: пневмония. Пне-вмо-ния. «Ни… я…» - судорожно сжимается горло. Но Снейп ловит его взгляд и отрицательно качает головой. А потом небрежным взмахом палочки наколдовывает Гарри кляп.

10

С того самого раза Снейп перестает приходить. Гарри сидит на подоконнике и ждет его часами, гадая, в чем же дело, и не он ли тому виной. Может быть, ему удалось наконец достать Снейпа, или тому просто надоели их извращенные игры. Но дом такой пустой и холодный, у Гарри нет сил ни готовить себе еду, ни прибираться, ни заниматься чем-то еще.

После того вечера он проснулся в собственной постели, заботливо укрытый одеялом. То, что вчера казалось чередой кошмарных пыток, обернулось на деле несколькими неглубокими царапинами, аккуратно смазанными йодом. Этого Гарри уже не помнит, но думает, что раз Снейп позаботился о нем на прощание, значит, был не слишком уж зол и это была всего лишь игра, маска. Просто нелепый страх, ведь после самого первого раза Снейп никогда в действительности не причинял ему вреда – а сейчас тем более.

Нож для ингредиентов Снейп унес с собой, а жестяная коробка с «набором юного мазохиста» засунута неизвестно куда и забыта, так что даже захоти Гарри причинить себе боль – у него возникли бы определенные трудности. Но Гарри уже не хочется этого, не хочется ничего больше. Осталась только апатия, сонливая усталость; неохота сползать с подоконника, неохота отводить взгляд от куска площади за переплетением голых черных веток. С каждым днем Гарри чувствует себя все более легким и невесомым, он слишком часто забывает поесть и слишком мало спит, но не замечает этого. Зима взяла отгул, а весна еще не пришла, и тоскливое серое межсезонье высасывает из него все силы.

Гарри дремлет, сидя на подоконнике и одним глазом наблюдая за пятачком площади, и даже не сразу замечает, что внизу хлопает дверь. Он приходит в себя, только когда их прихожей доносится окрик:

- Поттер! Вы дома?

В три удара сердца Гарри соскакивает с окна, слетает по лестнице вниз – и с разбега утыкается в грудь спешащему ему навстречу Снейпу. Желание немедленно что-то сделать овладевает им и, не придумав ничего лучшего, он порывисто обнимает Снейпа, крепко прижимаясь к нему.

Тот застывает, как истукан, и, почувствовав его напряжение, Гарри отстраняется. Снейп бросает на него странный, затравленный взгляд и сдавленно произносит:

- Я доработал ваше лекарство, Поттер. – Он неуклюже роется во внутреннем кармане мантии и извлекает оттуда небольшой пузырек. - Пейте как обычно, но ни в коем случае не пропускайте ни дня. Оно действительно должно помочь. – Снейп внимательно смотрит на него, и Гарри не понимает, что это, к чему все эти наставления. И только когда тот начинает пятиться, удивительно неграциозно, будто чего-то опасаясь, Гарри осеняет.

- Стойте! – кричит он. – Стойте, не уходите, пожалуйста!

Снейп застывает на месте, и это так странно – что он впервые не пытается язвить и спорить. И только тут Гарри в шоке осознает, что на лице у бывшего профессора все это время написано одно чувство – стыд. Будто он в чем-то сильно провинился перед ним, Гарри.

- Послушайте, Поттер, - говорит Снейп и почему-то отводит глаза. – Мне необходимо уехать. Скорее всего, это надолго, минимум полгода. Продолжайте принимать зелье и старайтесь сдерживать порывы причинить себе боль. Я буду вам писать. Обещаете, что будете сдерживаться? Поттер? – Снейп впервые смотрит ему в лицо.

Гарри кивает, но этого недостаточно. Снейп не сводит с него глаз.

- Да, сэр, - выдавливает наконец он.

Снейп кивает.

- Вот и хорошо, - произносит он. – До свидания, Поттер, - и уходит, захлопнув входную дверь.

Этого не может быть, думает Гарри, смаргивая навернувшиеся на глаза слезы. Этого не может быть, наверное, это какая-то уловка, очередной «психологический» прием. Снейп не может просто так взять и уйти.

Но дверь уже давно закрылась, а Гарри еще долго стоит в прихожей, глядя в никуда. Потом он решает быть послушным. Идет к себе в комнату, берет какую-то книгу и читает. Точнее – смотрит на слова, совершенно не улавливая смысла. Но это не важно, ведь он не причиняет себе боли. Он обещал Снейпу. Он обещал себе, в конце концов.

Гарри листает страницы и курит сигарету за сигаретой, и «Я не делаю себе больно».

Гарри моет посуду и застывает с тарелкой в мокрой руке. «Я не делаю себе больно».

Гарри возвращается из зоомагазина с канарейкой и ставит клетку за солнечный подоконник. «Я не делаю себе больно, вы же видите».

Прошло четыре дня, а Снейп все не возвращается.

Гарри покупает календарь и вешает его на стену, чтобы отмечать дни. «Полгода, полгода я не буду делать себе больно».

Гарри срывает календарь и, скомкав, забрасывает в дальний угол, а потом взлетает по лестнице и, перерыв полдома, наконец находит свою жестяную коробку. «Я не делаю себе больно». Он любовно стирает пыль с крышки. «Я не делаю себе больно». Осторожно снимает крышку и начинает один за другим выкладывать на покрывале инструменты. «Я не делаю себе больно». Вырвавшийся из-за туч лучик выхватывает таинственный изгиб ножа, гравировку на ручках щипчиков; канарейка начинает петь. «Я не делаю… Я не…»

Он скатывается вниз на негнущихся ногах, хватает какую-то куртку и вываливается на улицу, не позаботившись запереть за собой дверь. Метелица захватывает его, засыпает глаза снегом. Исчезли соседние дома, исчезла площадь Гриммо, Гарри бредет по щиколотку в бесконечном снегу. «Я не делаю себе больно», - звучит в голове на разные голоса, они становятся все громче и громче, и постепенно не остается ничего, кроме них. Это невыносимо, Гарри зажимает руками уши, но необходимость стоят на ногах слишком отвлекает. Он опускается на колени, падает лицом в снег, все так же сжимая голову. «Я не делаю, я не делаю, я не делаю…» Настойчивые резкие голоса сливаются в одну трель, звук все выше и наконец достигает пика.

- Я не сделал себе больно, - бормочет Гарри в полубреду. – Я не сделал… - Кто-то гладит его по руке и шепчет: «тише, тише». Гарри приоткрывает глаза; все расплывается, тело отчаянно ломит, в горле сухо. Он не на улице, но и не дома. Смотреть слишком больно, и Гарри снова закрывает глаза. Лучше всего не двигаться, говорить тоже больно, но он чувствует себя обязанным рассказать этим людям, что суетятся около его кровати, что он сдержался, выполнил свое обещание.

- Два кубика? – доносится сверху.

Ответ Гарри не слышит.

Он не дома, внезапно осознает Гарри, а значит, если Снейп придет домой, то не застанет его. Он должен вернуться как можно скорее. Гарри с трудом разлепляет веки и видит лицо склонившейся над ним женщины в белой шапочке. Женщина внимательно смотрит на него, но ничего не говорит, потом берет одну его руку, рассматривает изгиб локтя, повторяет то же со второй. Непонимающе хмурится.

- Мне нужно домой, - пересохшим горлом шепчет Гарри.

Женщина снова хмурится, трогает его лоб. У нее очень холодные руки.

- У тебя пневмония, парень, - равнодушно сообщает она. – Лежи пока.

Но Гарри не может лежать, ему обязательно надо встать, иначе Снейп не застанет его и больше никогда не вернется, иначе он все потеряет. Это важно, так важно, почему она не понимает! Гарри предпринимает отчаянную попытку подняться, дергается и, неловко взмахнув рукой, сбрасывает с прикроватного столика несколько стеклянных пузырьков. Они с громким звоном разбиваются, женщина ахает и бросается убирать, а Гарри снова бессильно падает на подушки.

Это – провал. Он выполнил обещание, он не сделал себе больно. Но Снейп сейчас уйдет, и он все потеряет. От боли и бессилия хочется плакать, накатывает дурнота, и Гарри не может сдержаться. Он утыкается лицом в подушку, чтобы не было видно, и начинает тихо хныкать. Сбегающие по щекам слезинки кажутся ледяными.

Краем уха он улавливает звук раскрывшейся двери, но не поворачивается. Наверное, это еще одна такая же женщина в белой шапочке. Наверное, он сошел с ума. Услышав знакомый глубокий голос, говорящий: «Уйдите», Гарри замирает. Он боится обернуться, боится, что это окажется только плодом его фантазии. И только когда Снейп осторожно трогает его за плечо, раскрывает глаза.

- Вы – ходячее несчастье, Поттер, - без малейшего упрека в тоне сообщает ему Снейп. У Гарри перехватывает дыхание, и он все равно ничего не может ответить, просто смотрит на лицо Снейпа – он видит его необычайно четко, каждую морщинку вокруг темных глаз, резкие линии носа и подбородка, седые волоски в свисающей со лба пряди.

Мир снова обретает необычайную четкость, как будто в бинокле настроили фокус. Гарри видит вокруг себя больничную палату, три незанятые койки, осколки стекла на полу.

Снейп садится на табурет у кровати и, взяв Гарри за руку, чтобы посчитать пульс, спрашивает:

- Как вы себя чувствуете, Поттер?

Гарри прислушивается к себе. Его сильно знобит, наверное, это температура, в горле першит. Но голова прояснилась и давящей, не дающей покоя тревоги нет и следа.

- Спасибо, что вы вернулись, - говорит он.

Я не вытерпел бы полгода, думает Гарри.

Но зато сейчас отпустило.

Отпустило.

Дементоры отлетают, оставляя на покрытой инеем траве только обрывки голубого платья.

Гарри не видит этого, зажмуривается, наслаждаясь мгновением покоя. Он не видит и того, как Снейп горбится на табурете и закрывает лицо руками.
 

Конец

На главную

---

Designed by Kun-hrizolit. Copyright © 2006-2008 "Harry Potter": Альтернативная реальность. All Right reserved.